Сначала она просто дрожала, потом слегка склонялась, после начала тянуть руку, поползла и в каком-то момент смогла сделать коротенький шаг, после чего второй чуть побольше и вот она уже могла сказать, что уверенно шла к этой цели.

– Я хочу побыть немного в своём кабинете, работа со словами успокаивает мою душу. Как и переход в варпе действительно сложный, – произнесла Ларнелия, останавливаясь вместе с Софией у входа в свою каюты.

– Хорошо, сестра. Если понадоблюсь, то дай знать, – тепло улыбнувшись произнесла София, на лице которого не было живого места, как и на всём теле: лишь жуткие шрамы покрывали её.

Ларнелия же вошла в свою каюту, скромную и простую, без какой-либо роскоши. Здесь был лишь необходимым минимум, содержащийся личной в абсолютной чистоте. А также рабочие место, в которое уже было вложено куда больше Тронов, ведь от этого зависело всё то, ради чего Ларнелия сейчас жила.

Сев на стул она принялась писать. Никто до рокового дня не воспринимал её работу всерьёз, вероятно даже сейчас отец интересовался трудом дочери лишь из жалости. Тем не менее любая попытка обесценить свой труд Ларнелия игнорировала. Это было важно для неё, потому что если этим не будет заниматься она, то этим уже не займётся никто и никогда.

– Я общалась с Софией с первого дня... делилась ей всем, что чувствовала. Плакала, жаловалась, рыдала и вопрошала почему? Почему это всё случилось со мной? Чем я всё это заслужила? Мне казалось, что никому не было в этот момент хуже, чем мне...

Продолжая вести свои записи Ларнелия говорила и вслух, и записывала всё, дабы иметь несколько копий в случае утраты каких-то данных, как то стало после передачи пиктеров Священной Инквизиции. Не то чтобы это поможет спасти информацию от чистки Гончих Золотого Трона, но... лишним всё равно не будет.

– Тогда на восьмой месяц по терранскому календарю, когда я смогла наконец-то выговориться, вывалив всю свою боль на неё, единственную кто меня понимал... Я осознала, почему только София и может меня понять, когда даже родные будто бы отдалились, – вслух говорила Ларнелия, пока её автоперо выводило символы на бумаги. – Она никогда не жаловалась, сама без просьбы не говорила о том, откуда у неё все эти шрамы. Но выслушав её я... мне стало стыдно, стыдно и больно. Я даже подумать не могла, что подобное для Человечества не новость и судеб трагичней моей миллиарды. Тогда же я испытала и гордость за неё, надеюсь и я когда смогу также спокойно говорить о случившемся. До тех пор... предстоит ещё проделать долгий путь.

Сквозь звёзды летел корабль. Когда Ларнелия пришла в себя, набралась воли, она бросила вызов самому главному страху, что скрывался в пиктере записавшим пытки Долта. Она пересмотрела всё, записала каждый момент, в чернила влила свои кровавые слёзы и те чувства, что рвали её душу. Чтобы каждый знал, что собой представляет Архивраг.

Это был тяжкий бой, он прошёл не за один день, бывали моменты, когда за неделю Ларнелия писала лишь слово. Но в конечном итоге она описала всё случившееся, всю книгу, после чего продолжила вспоминать и сортировать всю информацию. Армия и флот знали, что делать. Но простой народ тоже должен был знать о героях и подвигах, о том как в неравной схватке пылала вера и надежда.

Это было делом принципа, а также способом унять чувство вины за то, что она выжила, а другие погибли. Случайно её брат наткнулся на этих книги, затем их заметил отец. Впервые за всё время семья поддержала дочь, серьёзные суммы вливались в то, чтобы пробить патент на издательство. Однако... когда имперская цензура взялась за эти труды... они ужаснулись.

Нельзя было пропускать и половины того, что Ларнелия описала. Предательство полковника, ересь дознавателя и инквизитора, огонь по своим от слабых духом гвардейцам, безумство в рядах Имперской Гвардии, пусть и собранной на Савларе. А уж то что принёс Коршун и другие... там была война, которая существовала лишь на страницах и в рассказах. Показывать же разорванные тела, молящих о том, чтобы их добили, но не отрезали ногу гвардейцах... это был не тот образ, который вдалбивали в головы народа.

Правду не хотели видеть, это было горько и обидно. В конечном итоге Ларнелия всё редактировала и редактировала свои труды, внося правки раз за разом и до сих пор она выпустила лишь минимум, да и то весьма ограниченным тиражом, чтобы отследить реакцию на практики в узком социуме. Это единственное, чего смогла добиться её семья, несмотря на огромное влияние.

Однако то ли отец проникся стремлением дочери куда сильнее, то ли любовь его всё же была... была настоящей, а не дворянской, но ему удалось помочь дочери с другим. С чем-то тоже очень важным ради чего Ларнелия сейчас и летела через весь варп в сопровождении Адептус Сорроритас, представителей Эклезиархии, трёх полков Имперской Гвардии, своим дядей Вольным Торговцем, а также почётно прикреплённой ротой космодесанта.

Тяжело было поднять все архивы, добиться нужных разрешений, но куда проще чем пробить в издательство Терры неугодную книгу. Один из далёких миров, где произошло вопиющее своеволие дворянства и губернатора, должен подвергнуться углубленно проверки в связи с коррупцией и возможно даже ересью.

– Госпожа Ларнелия, готовимся к выходу из варпа, – в кабинет после стука и разрешения вошёл верный телохранитель.

– Да-да, я... я помню, я не забылась за работой, – тут же спохватившись ответила Ларнелия.

– И-и-и...

– Что такое?

– Помните ваш рассказ "Единственный невиновный хемо-пёс"? Вы дали мне его почитать примерно четверо терранских суток назад.

– Да, помню, совсем не понравилось?

– Если честно, я не люблю читать от слова совсем. Я прочитал, ничего не понял, ничего плохого и хорошего сказать не могу, но... я посмел проявить инициативу и дал прочитать его своим товарищам. Одному-двум... потому как-то случайно по рукам пошло и до гвардейцев дошло.

– Боже-Император, это очень плохо. Они же гвардейцы, элита, взращённая совсем по другим стандартам. Только не говори, что это их оскорбило, – тут же испугалась Ларнелия, прикрыв свой рот и даже боясь представить к каким последствиям может привести один погулявший так рассказ. – Тут же ещё и на борту Экклезиархия, коммисар, высший офицерский состав Имперской Гвардии, кошмар! Если...

– Им понравилось, – резко прервав свою госпожу, произнёс телохранитель, не давая её размышлениям уйти уж слишком далеко.

– Что?

– Понравилось, при чём каждому. Потому по рукам и пошёл рассказ, – ответил телохранитель и пожал плечами. – Как я понял дело в том, что в этом рассказе, в образе хемо-пса, каждый увидел что-то... своё? Командирский произвол, тяжёлая гвардейская доля, верность своим принципам, которые порой идут против устава. Да, они не хемо-псы, но они такие же солдаты. Им ли не знать цену штыковой атаки и обороны без поддержки артиллерии?

– Правда?

– Да, за враньё вы мне не платите, – с улыбкой ответил телохранитель. – Может... может стоит второй написать или даже повесть? А первый можно и самим печатать, будет хотя бы чего солдатне почитать и когда прижмёт, то... кхм...

Телохранитель замолчал, решив не напоминать Ларнелии что всегда и в любые времена делают солдаты с бумагой, которая нужна каждый день минимум по разу. А если уж полевая кухня налажает, то и по несколько раз. Но в любом случае идея эта Ларнелии понравилась, как и путь её будет очень долгим, на протяжении которого она успеет сделать очень многое.

И помимо агитационных плакатов, новых версий гвардейской памятки, помощи в оформлении официальных и неофициальных писем, она будет порой писать и рассказы про солдат и для солдат, которые со временем дойдут и до Терры. Многим кому не понравится это, у кого-то будут вопросы касательно произвольной организации издательства, а также нарушений правил цензуры, но в конечном итоге...

Никто не пошлёт за Ларнелией хрен пойми куда карательный отряд из-за того, что в её рассказе гвардеец назвал "святую" памятку дерьмом бесполезным, которым только и подтираться нужно, потому что писал её дурак, который прометия не нюхал.